Неточные совпадения
― А! вот и они! ― в конце уже обеда сказал Степан Аркадьич, перегибаясь через спинку стула и протягивая руку шедшему к нему Вронскому с
высоким гвардейским
полковником. В лице Вронского светилось тоже общее клубное веселое добродушие. Он весело облокотился на плечо Степану Аркадьичу, что-то шепча ему, и с тою же веселою улыбкой протянул руку Левину.
— Позор и срам! — отвечал
полковник. — Одного боишься, — это встречаться с Русскими за границей. Этот
высокий господин побранился с доктором, наговорил ему дерзости за то, что тот его не так лечит, и замахнулся палкой. Срам просто!
Грузен был
полковник, всех
выше и толще, и широкий дорогой кафтан в силу облекал его.
Следствие вел провинциальный чиновник, мудрец весьма оригинальной внешности,
высокий, сутулый, с большой тяжелой головой, в клочьях седых волос, встрепанных, точно после драки, его
высокий лоб, разлинованный морщинами, мрачно украшали густейшие серебряные брови, прикрывая глаза цвета ржавого железа, горбатый, ястребиный нос прятался в плотные и толстые, точно литые, усы, седой волос усов очень заметно пожелтел от дыма табака. Он похож был на военного в чине не ниже
полковника.
— Просто — до ужаса… А говорят про него, что это — один из крупных большевиков… Вроде
полковника у них. Муж сейчас приедет, — его ждут, я звонила ему, — сказала она ровным, бесцветным голосом, посмотрев на дверь в приемную мужа и, видимо, размышляя: закрыть дверь или не надо? Небольшого роста, но очень стройная, она казалась
высокой, в красивом лице ее было что-то детски неопределенное, синеватые глаза смотрели вопросительно.
— Десять полуимпериалов,
полковник, а в
высоком слоге — луидоров.
И действительно, в два часа пополудни пожаловал к нему один барон Р.,
полковник, военный, господин лет сорока, немецкого происхождения,
высокий, сухой и с виду очень сильный физически человек, тоже рыжеватый, как и Бьоринг, и немного только плешивый.
В трактире к обеду стало поживее; из нумеров показались сонные лица жильцов: какой-то очень благообразный,
высокий, седой старик, в светло-зеленом сюртуке, ирландец, как нам сказали,
полковник испанской службы, француз, бледный, донельзя с черными волосами, донельзя в белой куртке и панталонах, как будто завернутый в хлопчатую бумагу, с нежным фальцетто, без грудных нот.
— Да, вот на это они тоже мастерицы: мужу как раз глаза выцарапают, — это их дело! — подхватил
полковник. Вообще он был о всех женщинах не слишком
высокого понятия, а об восточных — и в особенности.
Феномен этот — мой сосед по деревне, отставной
полковник Вихров, добрый и в то же врем» бешеный, исполненный
высокой житейской мудрости и вместе с тем необразованный, как простой солдат!» Александра Григорьевна, по самолюбию своему, не только сама себя всегда расхваливала, но даже всех других людей, которые приходили с ней в какое-либо соприкосновение.
Полковник Брем жил в глубине двора, обнесенного
высокой зеленой решеткой. На калитке была краткая надпись: «Без звонка не входить. Собаки!!» Ромашов позвонил. Из калитки вышел вихрастый, ленивый, заспанный денщик.
Чем более погружалась она в институтскую мглу, тем своеобразнее становилось ее представление о мужчине. Когда-то ей везде виделись «херувимы»; теперь это было нечто вроде стада статских советников (и
выше), из которых каждый имел надзор по своей части. Одни по хозяйственной, другие — по полицейской, третьи — по финансовой и т. д. А
полковники и генералы стоят кругом в виде живой изгороди и наблюдают за тем, чтобы статским советникам не препятствовали огород городить.
— Смотрите, папа просят танцевать, — сказала она мне, указывая на
высокую статную фигуру ее отца,
полковника с серебряными эполетами, стоявшего в дверях с хозяйкой и другими дамами.
Шествие стало удаляться, все так же падали с двух сторон удары на спотыкающегося, корчившегося человека, и все так же били барабаны и свистела флейта, и все так же твердым шагом двигалась
высокая, статная фигура
полковника рядом с наказываемым. Вдруг
полковник остановился и быстро приблизился к одному из солдат.
По-видимому,
высокого, с английским пробором на затылке, жандармского
полковника заинтересовали эти басы, а полицмейстер, у которого был тоже пробор от уха до уха, что-то отвечал на вопросы жандарма, потом качнул головой: «слушаю, мол», и начал проталкиваться на своих коротеньких ножках к выходу.
В радостный тот день, когда пан
полковник и гости сели за обеденный стол, как мы, дети, не могли находиться вместе с высокопочтенными особами за одним столом, то и я, поев прежде порядочно, скрывался с дьяченком под нашим
высоким крыльцом, а пан Киышевский присел в кустах бузины в саду, ожидая благоприятного случая.
Но когда пан
полковник, даже побожася, уверил батеньку, что они в поход никогда не пойдут, то батенька и согласился остаться в военной службе; но сотничества, за другими охотниками, умевшими особым манером снискивать милости
полковника, батенька никогда не получили и, стыда ради, всегда говорили, что они
выше чина ни за что не желают, как подпрапорный, и любили слышать, когда их этим рангом величали, да еще и вельможным, хотя, правду сказать, подпрапорный, и в сотне"не много мог", а для посторонних и того менее.
Пан
полковник, вопреки понятий своих о политике, заимствованной им в Петербурге, по причине тучности своей, тотчас уселся на особо приготовленное для него с мягкими подушками
высокое кресло и начал предлагать дамскому полу также сесть, но они никак не поступали на это, а только молча откланивались.
Маменька на рундуке очень низко поклонились пану
полковнику и, когда он взошел на наш
высокий рундук, бросились также, чтобы поцаловать его руку, но он отхватил и допустил маменьку поцаловать себя в уста.
В одном из флигелей помещался сам
полковник, человек женатый,
высокого роста, скупой на слова, угрюмый и сонливый.
Этот последний, имея в виду трех уже умерших и нескольких человек умирающих, посоветовался с
полковником, а тот доложил
выше — и предложение Хвалынцева великодушно было принято, только с условием, чтобы все это осталось под секретом.
Мужики, проведавши об этом и вспомня кстати
Высокие Снежки, что называется, воем взвыли и послали к
полковнику выборных со слезным прошением не губить их животишек.
Жандармский
полковник Пшецыньский, арестовавший тебя в
Высоких Снежках, недавно получил Анну на шею за снежковское укрощение и по этому поводу лихо откалывал (с орденом на шее) мазурку на семейном вечере в летнем помещении клуба.
Как только в городе Славнобубенске была получена эстафета
полковника Пшецыньского, так тотчас казачьей сотне приказано было поспешно выступить в село
Высокие Снежки и послано эстафетное предписание нескольким пехотным ротам, расположенным в уезде на ближайших пунктах около Снежков, немедленно направиться туда же.
Это была эстафета от
полковника Пшецыньского, который объяснял, что, вследствие возникших недоразумений и волнений между крестьянами деревни Пчелихи и села Коршаны, невзирая на недавний пример энергического укрощения в селе
Высокие Снежки, он, Пшецыньский, немедленно, по получении совместного с губернатором донесения местной власти о сем происшествии, самолично отправился на место и убедился в довольно широких размерах новых беспорядков, причем с его стороны истощены уже все меры кротости, приложены все старания вселить благоразумие, но ни голос совести, ни внушения власти, ни слова святой религии на мятежных пчелихинских и коршанских крестьян не оказывают достодолжного воздействия, — «а посему, — писал он, — ощущается необходимая и настоятельнейшая надобность в немедленной присылке военной силы; иначе невозможно будет через день уже поручиться за спокойствие и безопасность целого края».
Чтобы покончить описание кабинета отсутствующего хозяина, должно еще упомянуть о двух вещах, помещающихся в белой кафельной нише, на камине: здесь стоит
высокая чайная чашка, с массивною позолотою и с портретом гвардейского
полковника, в мундире тридцатых годов, и почерневшие бронзовые часы со стрелкою, остановившеюся на пятидесяти шести минутах двенадцатого часа.
Сравнение с армией, которое сделал
полковник, прелестно и делает честь его
высокому уму; призыв к гражданскому чувству говорит о благородстве его души, но не надо забывать, что гражданин в каждом отдельном индивидууме тесно связан с христианином…
Мы пошли на станцию закусить. За длинным столом обедали полный, важный
полковник с окладистою бородою и
высокий, рыхлый капитан с лицом доброго малого. Гречихин и Шанцер пошли еще поискать чего-нибудь получше данной нам теплушки. Они воротились оживленные и радостные.
Другая спутница Луизы, домоправительница фон Шнурбаух, заняв одна целую скамейку, посреди жирных мопсов, никогда с нею не разлучных, хотела было расплодиться в повествовании о каком-то драгунском
полковнике времен Христины, вышедшем за нее на дуэль, но, увидев, что ее не слушают со вниманием, должным
высокому предмету, о котором говорила, она задремала и захрапела вместе с своими моськами.
Игроки углубились в игру свою. На лбу и губах их сменялись, как мимолетящие облака, глубокая дума, хитрость, улыбка самодовольствия и досада. Ходы противников следил большими выпуклыми глазами и жадным вниманием своим
полковник Лима, родом венецианец, но обычаями и языком совершенно обрусевший. Он облокотился на колено, погрузив разложенные пальцы в седые волосы, выбивавшиеся между ними густыми потоками, и открыл таким образом
высокий лоб свой.
Князь Вадбольский. В этих высокоблагородиях да высокородиях черт ногу переломит. Иной бы и сказал:
высокий такой-то, а сердце наперекор твердит — низкородный и даже уродный. Ой, ой, вы немцы! все любите чинами титуловаться. По-нашему: братец! оно как-то и чище и короче. Послушайте же меня, господин
полковник фон Верден: для вас эта гистория будет любопытна. Ведь вы под Эррастфером не были?
— Он в этот день стал
выше всех. Только ты, верно, не понимаешь его отношений к тебе. Я не намерен тебя долее томить. Слушай же: тайна твоей жизни разоблачается. В сражении убит
полковник Полуектов. Когда стали его хоронить, нашли в мундире его завещание, писанное его другом Кропотовым.
— Фуй, фуй! к чему такая ваша клятва! — отвечал
полковник, — все вы здесь
выше всяких подозрений, но если товарищи ваши постановили сделать, как они все сделали, то то же самое должны сделать и вы. Пусть этот господин вас обыщет при всех — и затем начнется другое дело.
Какое-то привидение,
высокое, страшное, окровавленное до ног, с распущенными по плечам черными космами, на которых запеклась кровь, пронеслось тогда ж по рядам на вороной лошади и вдруг исчезло. Ужасное видение! Слова его передаются от одного другому, вспоминают, что говорил
полковник генерал-вахтмейстеру об охранении пекгофской дороги, — и страх, будто с неба насланный, растя, ходит по полкам. Конница шведская колеблется.
Полковник был плотный,
высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный
полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и
высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.